


На этой «полке» своей виртуальной библиотеки я бережно собираю лучшее, что дарят мне друзья – их мысли и переживания, выраженные в стихах и авторской прозе. Лучшее, потому что для подарка человек выбирает самое яркое и самое теплое, чем он может поделиться. Познакомиться поближе с этими замечательными людьми, узнать подробности их жизни и творчества можно в одном из уютнейших уголков моей Гостиной.
Илл.: ©makezine.com
Евгения КУРИЛЁНОК
Рива РОКЕТ
Олеся ЛАКТЮШКИНА
В аромате любви (аудиоальбом)
Волна-покорительница (видео)
Любовь везде (видео)
Только сердцем позови! (видео)
Эдуард ЗУБАЩЕНКО
Я сапогами мерял лужи (видео)
Если женщина неправа... (видео)
Кризис в помощь! (видео)
Честь истинная и ложная (видео)
Про карьеризм (видео)
Иван Иванович... (видео)
Александр АНИСИМОВ
Василий НАЦЕНТОВ
Сергей РЫБКИН
Дарья ГУЗЕЕВА
СБОРНИК
Анечка Киреева Давай о хорошем!
Виктор Батраченко Пустая затея
Александр Ягодкин Час бабочки
Александр Ягодкин Девчонки и мальчишки. А также их родители
Елена ГАЙ Девушка с косой
Инесса Бабкина Отчего не живется вам, люди?
Мальвина Матрасова Особый случай
Сергей Смородинов Сережа и трактор
Александр Райн Деда Паша


Ты не Давид!
Ты не Давид!
Не певец,
Не царь
Не красавец!
Только струны души твоей
Поют словно струны лиры
Когда я прикасаюсь к тебе.
Я сыграю на душе твоей песню
Без печали и горя.
Песню радости!
Струны звук издадут как море…
И так будет всегда,
До старости!
________________
© 2013 Рива РОКЕТ
Перевод с ивр. © 2017 Рива РОКЕТ
Влажный ветер
Влажный ветер в лицо
Из окна авто
Пью его как вино
Из победного кубка
Влажный ветер в лицо
Из окна авто
Салютуют фары и фонари
Искры сыплет фонтан под колеса
Влажный ветер в лицо
Из окна авто
Просто еду домой
И довольна.
________________
© 2014 Рива РОКЕТ
Один целовал...
Один целовал мне пальцы
Едва дыша и заикаясь.
Другой измял на мне платье
Совсем никого не стесняясь.
А ты целовал ресницы
Как ветер волну ласкал
И в волосы вплетал пальцы
Как клад их в руке держал.
И ты говорил правду,
Что жгла как глаза соль.
Но ты говорил правду
Не слыша, не видя боль.
________________
© 2014 Рива РОКЕТ
Перевод с ивр. © 2017 Рива РОКЕТ
Вода
Ты любил слушать сказки в детстве? Я тоже. Особенно на ночь. Усаживалась в кровати по-турецки и, поддерживая голову на руках, внимательно слушала, как мама рассказывала сказки. Я почему-то любила, когда мне сказки не читали, а рассказывали. Так интереснее было наблюдать за меняющимся выражением лица рассказчика.
Сказки были разными, длинными и не очень, весёлыми и страшными, серьёзными и смешными. «Давным-давно...» начинался сказ, и воздух в комнате преображался, всё вокруг становилось другим – волшебным, особенным. И несмотря на то, что сказки были разными, было нечто, объединяющее их. Не только то, что большинство из них начиналось словами: «давным-давно...» или «в тридевятом царстве, тридесятом государстве...», а завершалось: «и жили они в любви и согласии...». Во всех сказках была Она! Она объединяла все истории, всесильная, всемогущая, дающая силы и веру, вечная, прекрасная.
В один из вечеров, когда началось волшебство сказки, я уже не слушала, я ждала Её. Уверенная в Её могуществе, я уже не боялась опасностей, подстерегающих героев сказки, я знала, что Она обязательно появится вовремя и спасёт их. Как же мне, маленькой девочке, хотелось узнать о Ней всё! Кто Она? Где живёт? В один из дней я приняла решение!
Того вечера я ждала с особым нетерпением. Как только мама вошла в комнату, я спросила:
– Мама, а что такое любовь?
Мама улыбнулась и ответила:
– Любовь? О, она так прекрасна! Ты обязательно узнаешь её, когда немного подрастёшь.
– Подрасту... Это ж так долго ждать! – возмутилась я.
– Не очень-то и долго, – ответила мама, улыбнулась, поцеловала меня и пожелала спокойной ночи.
Ответ мамы мне ничего не объяснил. Я пошла спрашивать папу. Но его ответ был таким же:
– Подрастёшь – узнаешь.
Ждать так долго я не могла. И тогда я решила спросить у своего лучшего друга. Он Всегда знал ответы на мои вопросы! Мой дедушка! Самый умный и смелый!
– Деда, а что такое любовь?
– Любовь?! А дослушать сможешь? Или я решу, что ты ещё маленькая.
Я закивала головой быстро-быстро, как бы обещая слушать внимательно и терпеливо.
– Ну хорошо. Тогда слушай. Любовь, солнышко, это вода.
– Что?! Деда, так нечестно...
– А кто обещала слушать?
Покраснев до кончиков ушей, я взобралась на стул рядом с дедом, полная решимости больше не мешать, дабы узнать о Ней побольше.
Дедушка продолжал:
– Ученые пришли к выводу, что жизнь зародилась в воде. И всё живое на земле берёт своё начало именно в ней. Так вот, любовь - это то, из чего произошла сама вода. Она – начало всего. В ней самой есть всё.
Я, раскрыв глаза и уши, слушала, не совсем понимая, что значит ВСЁ.
– Ты знаешь, что человек не может жить без воды?
– Ага, – кивнула я. – И без воздуха, и без еды...
– Вот-вот. А ты знаешь, что вода бывает всякой?
– Не-а.
– Вода – это огромный океан, несущий на себе корабли. Как приятно окунуться в прохладное море в жаркий день! Горячий чай в студеную погоду – это тоже вода. И теплый душ, когда замерз.
– Вода такая добрая... – Но по глазам деды я поняла, что он ещё не закончил.
– А ещё вода – это наводнения. Огромные волны, потопляющие те самые корабли, которые плыли по спине океана, но теперь сносящие дома. Пушистый белый снег, чистый и лучистый – это тоже вода. И пар из чайника, разносящий аромат чая по дому. Ты видишь, вода – она везде. Гладкий искристый лёд – это тоже вода. По нему приятно скользить, но больно падать. Блестящие сосульки – это тоже вода. А еще сосулька – это оружие.
– А причем...
– Любовь, детка, она тоже везде. Она во всем. Она бывает не только доброй и ласковой. Она разная. В её силах многое. Но порой она может убить. Как сосулька. Она может быть опасной и коварной! Очень острой сосулькой можно ранить человека в самое сердце. И тогда он умрет! А солнышко растопит сосульку и никто уж не найдет орудия убийства. Будет труп, с дыркой, а убийцу найти будет невозможно, ни отпечатков пальцев, ни оружия нет.
Я, затаив дыхание, слушала страшный рассказ, и не могла понять, как же так?! Она ведь спасала всех героев сказки!
Деда понял, о чем я хочу его спросить, и продолжил:
– Она – всесильная стихия! Прекрасная и опасная! Помни это, солнышко!
________________
© 2011 Рива РОКЕТ
Перевод с ивр. © 2011 Рива РОКЕТ
Ред. © 2021 А. Гостевский
Звездная сказка
о т р ы в о к . . .
– Привет. – как-то пусто поздоровался Юпитер. Почти зевая и совсем уж без интереса, просто так, спросил у своих приятелей, Венеры и Марса, как у них дела.
– Да так, – ответила Венера первой. – Никак. Скучно стало у нас. Совсем заняться нечем.
– Ага, – промычал Марс, на лице которого прочно сидела маска скуки и безынтересности ко всему, что делается вокруг.
– Вот и я скучаю, зачахнем мы так. Надо что-то делать, ребята. Мы ж пропадём!
– Да что тут сделаешь? На вот, сам посмотри, – произнесла Венера, указывая прекрасной рукой куда-то вдаль. – Видишь?
– Что вижу? – переспросил Юпитер.
– Ну вон они, ходят себе, головы поопускали и смотрят каждый себе под ноги. «Как бы не оступиться!» Тоска смертная. Что с ними с такими сделаешь. Да и не хочется ничего делать, глядя на них!
Марс как-то лениво, но всё же приблизился к Юпитеру и тоже посмотрел в ту даль, на которую указывала Венера.
– И что нам теперь делать? – спросил Марс Венеру, явно ожидая, что найти выход из сложившейся принеприятнейшей ситуации должна именно она.
Юпитеру картина, открывшаяся его взору ещё больше испортила настроение. Он совсем сник и засобирался уже было уходить, даже не простившись с друзьями. Просто уйти и всё, раз уж всё настолько безнадежно. Но тут на горизонте появилась Луна, и хотя её ещё не было отчетливо видно, все всё же решили дождаться её, а там уж решить, что делать дальше.
Луна же приближалась неспешно, как-то по-особенному величаво. И как только расстояние позволило ей говорить, промолвила своим нежным голосом:
– Всем привет! Чем занимаетесь? Не скучаете?
В её присутствии стало спокойно, но веселее не стало.
– Да что с вами происходит? – стревожилась Луна. Только посмейте мне сейчас хандрить! Что у вас произошло?!
Венера заговорила первой, они давно и близко дружили, и Венера знала, что скрывать что-либо от Луны дело совершенно бесполезное.
– Ты понимаешь, это всё от скуки. Нам совсем нечем заняться...
– А люди?! – возмутилась громче обычного Луна. Или вы забыли, в чем ваши обязанности?! Юпитер, от тебя я такого не ожидала! Венера, красавица, да что с тобой?! Ладно, Марс – он мужлан, и придумывать не его стезя, но вы? И где прячется этот лентяй Сатурн?!
– Люди! – очень громко и в один голос произнесли все присутствующие. Да так, что Луна слегка споткнулась и примяла бок.
– Они совсем перестали быть людьми, кричали все, перебивая друг друга. Ты полюбуйся на них! Такого не припомнишь даже ты! Они...
Тут Луна предвознеслась слегка, обдала всех присутствующих своим мягким светом, постаравшись хоть чуть-чуть успокоить ситуацию. – Ладно, хорошо, давайте посмотрим, что ж вас так перепугало.
И Луна посмотрела в сторону Земли, на которой жили люди. Сначала она слегка побледнела, ей даже показалось, что стало холодновато, и она натянула на себя облако, чтобы согреться. Через несколько мгновений Луна вылезла из-под облака, забыв даже поблагодарить его за услугу, но облако не обиделось. Они, облака, привыкли к причудам Луны и любили её несмотря ни на что. Вновь светящаяся ярким светом Луна заговорила привычно мягко:
– Мне всё ясно! Они просто забыли!
– Забыли что? – произнёс звёздный хор.
– Забыли свои любови!
– Как это? – ещё более удивленным тоном произнес хор.
– Очень просто. Люди иногда забывают, что они Люди, только пока любят.
– А кто они, если не любят? – спросили Юпитер и присоединившийся к хору Сатурн. Марс помалкивал, надеясь получить все ответы не задавая вопросов, чтобы не показаться глупым.
– Ну это уж совсем просто, – отвечала Луна. – Они живые организмы, но не Люди.
– Точно! – проворковала Венера. И как я не догадалась?
Луна мягко посветила в её сторону, как бы говоря: «Ничего, со всеми случается».
– Болтать, конечно, очень приятное занятие, но вы же не хотите совсем потерять квалификацию?
А тем временем...
На Земле всё шло своим чередом. Ну не совсем так уж всё серо и грустно, но всё ж и не так как раньше. Стояла осень. В Доме не скучал Человек. Он вот именно, что не скучал. Думал о чем то, то ли о прочитанной недавно книге, то ли о делах, о работе... Погода стояла приятная, и Человек решил прогуляться. Стоял осенний вечер, по темно-синему небу плыли облака и красавица Луна осыпала их серебром.
________________
© 2010 Рива РОКЕТ
Перевод с ивр. © 2010 Рива РОКЕТ
Ред. © 2021 А. Гостевский
Давай о хорошем!
Давай о хорошем.
Ты любишь мультфильмы?
Конфеты? Ходить босиком?
Валяться в сугробах,
Звонить на мобильный,
«Целую» шепнуть перед сном?
А небо? А звезды?
А ветер летящий?
А солнца лучи за окном?
А радугу летом, а ягоды в чаще?
Мурлыкать на пару с котом?..
Понежиться утром?
Сходить за грибами?
Купаться вдвоем в камышах...
Давай о хорошем.
О лучшем.
О самых простых
И понятных вещах.
Про утренний кофе
И дым сигареты
(Да, вредно, но так зашибись!).
Давай проболтаем
С тобой до рассвета...
Ты любишь? Ну вот, улыбнись!
А лирику в прозе?
А песни Земфиры?
Собакино пузо чесать? ))
Давай, приходи.
Есть коробка зефира!..
Ну, в общем, чего объяснять...
Депрессия, скука –
Поганая штука,
Но мы им объявим войну.
Давай о хорошем.
Простая наука –
Взлетать, если тянет ко дну...
________________
© Анечка Киреева
Пустая затея
Ожиданье последнего дня,
Несомненно, пустая затея –
Всё равно я узнать не сумею,
Что и как будет после меня.
Хорошо бы в денёк предпоследний
Получить мне хотя бы намёк,
Чтоб побриться без спешки я смог,
Чтоб на кухне прибрал и в передней…
Представляю, что будет потом,
Как помянут, хорошее вспомнят…
В кубатуре покинутых комнат
Запах тлена слизнёт сквозняком.
Однозначно, не будет потерян
С пользой прожитый день для меня.
Ожиданье последнего дня,
Несомненно, пустая затея.
________________
© 2021 Виктор БАТРАЧЕНКО
Час бабочки
В пригородном автобусе Игорь встретился взглядом с девушкой. Она была далеко от него, но смотрела прямо ему в глаза, как будто он был давно ей знаком, и она о нем печалилась.
На остановке вошли новые пассажиры, и она уступила место беременной тетке; тут Игорь увидел, что девушка - стройная и привлекательная, в мини, и весь багаж ее – дамская сумочка.
Потом он рассматривал ее лицо, губы и волосы, и она опять не отводила взгляда. Он улыбнулся ей и наклонил голову – она тоже наклонила, но на улыбку не ответила. У Игоря внутри появилась дрожь и что-то горячее, будто глотнул он спирта, и мысль теперь была только одна: и что дальше?
На следующей остановке вошло много людей, и девушку загородили. Потгом он опять соединился с ней взглядом. Такая хорошенькая - можно было б подойти и заговорить… Но он так и не отважился. Подумал даже: может, она ведьма? Такой взгляд завораживающий…
Лишь на автовокзале он вдруг ощутил, что сейчас все кончится, она уйдет навсегда и наваждение больше никогда не повторится. Он выскочил через переднюю дверь и успел у задней подать ей руку. Она не удивилась, взгляд, как и раньше, не отвела, а ладонь ее была прохладной и маленькой.
Молча он повел ее прочь от автобуса, остановился у такси и коротко поговорил с водителем, открыл заднюю дверь, сел рядом с ней, и она покорно повернулась к нему. Глаза ее теперь были близко, но он почему-то не попытался поцеловать ее, хотя и ясно было, что ему можно все. Просто смотрел в упор, коснулся пальцем ее щеки, волос. А она не спрашивала, куда они едут и зачем.
Держась за руки, они вошли в вестибюль гостиницы. Игорь сказал администратору: нам бы до утра, мы со свадьбы удрали; та улыбнулась понимающе, не удивилась, причем тут свадьба.
Захлопнув дверь номера, он обнял ее, не включая свет.
Потом уже, когда они тихо лежали рядом, он спросил:
– Ты гипнотизерша?
– Почему? – удивилась она.
– Надо же – я даже и не слышал до сих пор твой голос… А ты точно гипнотизерша. Или экстрасенсиха какая-нибудь. А может, ведьма? Напустила на меня затмение… Ты откуда вообще? И голос такой ангельский… Он тебе очень подходит. Надо же… А то я подумал: вдруг у такого нежного существа окажется скрипучий голос бабы Яги.
– А я не Яга?
– Нет. Ты нежная, как ребенок. Теперь таких не делают. Откуда ты взялась? Белье у тебя очень эротичное. Я такое только в кино видел. Супер!
– Не надо. Не надо – откуда.
– А зовут тебя как?
– Таня, – ответила она, усмехнувшись. – Таня Ларина.
– Шуткуешь… Ну, как знаешь.
Он встал, включил ночник и снова лег рядом, разглядывая ее. Порылся в куртке, упавшей возле кровати, и достал сигареты.
– Ничего, что я курю?
– Ничего. Я привычная. Ой, бабочка! – вдруг вскрикнула она и накрылась простыней.
И вправду, через открытый балкон в комнату влетела бабочка. Шурша крыльями, она полетала по комнате и опустилась на абажур ночника.
– Глупенькая, ты что, бабочек боишься? Такая взрослая девочка…
– Я не всех боюсь, а только таких вот… белых. Они как будто с кладбища.
– Так, – сказал он, потушив окурок, – убираем простыню! Это кощунство – такую красоту маскировать простынями. Ты как принцесса из восточной сказки. Только моя. Даже не верится. Я аж дрожал там, в автобусе. Нежная такая, голенькая… Нет, не закрывайся. Рука вот, грудь такая красивая, что и трогать-то ее кощунственно… Но мне можно, ты сегодня только мне принадлежишь. Кожа такая бархатная, как лепестки роз. Вся моя – от волос и до кончиков пальцев; я сегодня властелин мира. А короли всякие, президенты и шахи – дураки, думают, что все имеют…
– Ты прям как поэт восточный. Омар Хаям, да? Правильно я его называю? Ой, щекотно.
– Ну, Хаям. Только я уже ревную тебя к этому Хаяму. На дуэль его вызову, чтоб ты ни о ком на свете больше не вспоминала. Весь мир на дуэль, чтоб мы остались одни, как Адам и Ева. Даже боязно, что вся ты сейчас моя, и я могу исполнить любые свои эротические мечты. Но только чтоб больно тебе не сделать. Ты скажи тогда, ладно?
– Не представляю, - сказала она, - не представляю, как это ты можешь сделать больно. Такой ласковый… Мне хорошо с тобой. Никогда так не было. И не будет. Даже не стыдно ни за что.
– Ночник оставался включенным, и бабочка опять зашуршала крыльями и исчезла, но они не видели, куда она делась. Может, улетела в балконную дверь.
– Сколько сейчас? – спросила она позже, прижавшись к его плечу.
– Не знаю. Не хочу и смотреть. Ночь за окном, вот и пусть. Может, время остановилось ради нас с тобой. Такой виртуальный день, как глюк компьютерный. Вдруг он перескочил на другую программу и не желает из нее выходить. Затмение. В том мире у меня жена есть, дочка маленькая. Я в колее, понимаешь? И вряд ли когда-нибудь из нее выйду. Вряд ли. Да и грех жаловаться: зарабатываю неплохо, в Турцию вот недавно съездили втроем… Все хорошо у нас. И вдруг оказался вне времени и пространства. С тобой. Правда, волшебство какое-то… Но я не жалею. Готов хоть всю жизнь крест нести ради такого дня. Ночи, вернее. Пусть она меня мучает, совесть. Одно непонятно: откуда ж ты вдруг оказалась в этом автобусе и именно в то время, когда я раз в десять лет поехал в деревню к бабке. Кто ты, откуда появилась? Почему замолчала? Я что-то не то сказал?
– Омар Хаям, блин, – сказала она.
– Ой, – поморщился он. – Принцесса, тебе не идет это слово. Не говори его больше. Ну, ты чего – загрустила о чем?
– А, ты про блин? Все его говорят. Чего плохого в блинах? Вкусное слово. Только знаешь, не надо – кто я, откуда. Хаям наколдовал. Всего на одну ночь. Мы все равно никогда больше не встретимся. А больше и не надо. Пусть я для тебя тайной останусь. Ладно, хороший мой?.. Раз тебе не нравится, больше про блин не буду. Могу вообще никогда больше блинов не есть. Я покорной буду. И у меня тоже сегодня глюк. Желай, а я буду прилежной ученицей.
Волна подступала и накрывала их, а потом оставляла опустошенными и лежащими навзничь, будто выброшенными штормом на берег.
– Не понимаю, – пробормотал он. – Как будто я тебя сто лет уже знал. Может, в другой жизни. Там я тебя любил безумно, и с нами случилось что-то великое и трагическое. А теперь наши души об этом смутно помнят.
– Ты так красиво говоришь, – сказала она. – У тебя от девочек, наверное, отбоя нет, да?
– Не поверишь – я в той жизни верный супруг. Ни разу еще жене не изменял. Наверное, и не буду: нет такой потребности. Мужики иногда хвалятся: а я вот, мол, и ту, и эту, и всю ночь… Думаю: гиганты-то, блин! Все равно вам любой дворовый Бобик сто очков даст вперед. Нет, ну никак не избавишься от реальности. С женой у меня все хорошо, дочка любимая, работаю в охотку, карьеру делаю в компьютерной фирме. Зарплата неплохая. Работа, дом, выходные. В гости ходим иногда или в театр. Первый раз жене изменил. Ты меня осуждаешь? Знаешь, я не чувствую себя изменщиком. Это совсем другое – провалиться в иное измерение. Или стать персонажем в компьютере. Но живым. И так мне здесь хорошо, и никакая совесть не мучает. В той жизни мы с женой вдвоем вот так, – он сложил вместе указательные пальцы, – и она не заслужила измены. Но сейчас я другой человек, и такое блаженство быть с тобой…
– А как же ты теперь – что жене скажешь? С кем ночь провел? С Омар Хаямом?
– Ой, ерунда! Мало ли – опоздал на автобус. Это сейчас не важно. Важна тайна. Вот мир вокруг – хамский, звериный даже; откуда ж ты появилась, такая ангельская?.. Это все равно что газель Томпсона среди львиного прайда. Или в стае шакалов. А ты – есть, миниатюрная такая, нежная. Но – мгновенная. Как бабочка-однодневка. Как метелика на Дону, знаешь? Это личинки такие, они живут в речном грунте. Любая рыба на них лучше всего ловится. Насаживаешь ее на крючок, а она и не вырывается, обнимает покорно цевье железное, которое ей через горло втыкают… Мы метелику копали с мая до начала июля и всегда были с уловом. Приезжие злились: они с дорогими снастями на берегу сидят и ничего поймать не могут, а мы, мальчишки, со своими самопальными удочками тягали одну за одной! А в июле у метелики наступает великий день: они покидают свои норки и превращаются в бабочек-однодневок. На Дону наступает просто белая метель среди лета! Шорох и чавканье – у рыб идет пир горой. Очень они метелику любят: эти личинки такие нежные; их на завтрашнюю рыбалку нельзя заготовить – умрут за ночь. А бабочки один день всего живут, но им, наверное, кажется, что это целая жизнь огромная. Знаешь, я из этой колеи стал намного меньше видеть. В детстве часто видел небо, облака, яблони, муравьев, траву. Муравьев мы гусеницами кормили. Зорьку, считай, каждый день видел – утреннюю и вечернюю. Яблоки воровали, помидор оботрешь рукавом – знаешь, как пахнут помидоры прямо на кустах? А трава-мурава – я помню, у нее такие семена были, колечками. Мы их ели. И сейчас этот вкус вдруг вспомнился. От тебя так пахнет хорошо… Родным чем-то. Оттуда. Еще звездное небо вечером или ранним утром, когда часа в два ночи мы шли с удочками в полной темноте на Дон или озера, чтоб успеть к зорьке, – небо со звездами опускалось прямо на дорогу, деревья и дома, и больше я такого никогда не видел. А летать? Как же я забыл про летать! Вот, с тобой – как летать во сне. Заснем сейчас, и весь остаток ночи будем летать.
– Ладно, пусть будет глюк, – сказала она. – Пусть. Хаям. Хочу все запомнить, до капельки. Ты расслабься и притворись спящим, ладно? А я буду любоваться тобой; потом, если будет плохо, я буду вспоминать и переживать снова. И не умру и не заболею.
В холле гостиницы никого не было. Она постучала монеткой по стойке, потом еще. Вышла заспанная женщина, которая оформляла их вчера.
– Съезжаете?
– Да, я ухожу.
– Больше не вернетесь?
– Нет.
– А супруг ваш?
– Наверное, попозже.
– Вы такая чудесная пара, – сказала администраторша, – что я вам даже не завидую. Просто смотреть на вас приятно. Не спали, поди, всю ночь?
– Не спали, - сказала она. – Спасибо вам.
– А что так грустно?
– Это вам кажется. Все хорошо.
– Вы не поссорились случаем? – крикнула администраторша вслед, но она уже не слышала.
Тот день никак не отразился на отношениях Игоря с женой. Будто и в самом деле совсем другой человек выпал из жизни своей в виртуальность, и вернулся, и никакого дела Игорю до человека этого нет. Все нормально. Лишь однажды он вдруг сказал жене:
– Слушай, а что ты все в этом халате ходишь? Купила б себе приличный, дорогой. А то и вообще, порадовала б мужа чем-нибудь эротичным… Мы ж с тобой еще молодые и интересные. Когда ж еще эротичное белье покупать? К старости, что ль?
Жена слегка обиделась, потом все же купила новый халат. А белье дорогое покупать не стала – они копили деньги на новую машину, и это было намного важнее. Да и не было у нее особой потребности в укреплении интимных отношений с мужем: она хоть и набрала после родов лишний вес, но оставалась вполне привлекательной. Необходимости повышать к себе внимание мужа она не испытывала, даже наоборот – не прочь была бы несколько это внимание снизить.
Жизнь была прежней, и лишь однажды та ночь напомнила Игорю о себе: возле кафе в центре города он увидел двух девушек, узнал сначала миниатюрную фигурку, позвал: Таня! Но она не откликнулась. Игорь подошел к ней, тронул за рукав: Тань! Она увидела его, охнула и отвернулась, бросила окурок на тротуар. Подружка ее улыбнулась Игорю, подмигнула и отошла.
– Привет. Ты куришь?
– Ну.
– А я и не знал. Ты ж тогда не курила.
– Ну, теперь знаешь. Не нравится, что ль?
– Чего ж не курила тогда? Неужель терпела?
– Нет. Просто не хотелось. Хочешь, чебуреком угощу?
– Нет. Я не ем чебуреков.
– А шампанского с шоколадом у меня нет, извини. И гостиницы нет.
– Ну, – пошевелил он неопределенно пальцами, – не все коту творог.
– Ага, – сказала она. – Нету больше творога. Был, да вышел весь. А ты здесь что, по делу или как?
– Да так. Мимо шел. А ты как здесь?..
– Мало ли, дела разные. Так что, извини.
Игорь пожал плечами, поежился.
– Ну, ладно, – сказал он. – Счастливо.
И быстро пошел прочь.
А к ней подошла подруга.
– Алька, что? Не сошлись в цене? Такой вроде клиент порядочный. И симпатичный. Я б ему скидку сделала.
– Не сошлись, – ответила она. – Ни в цене, ни в чем. Я в него еще в школе влюблена была.
– Врешь! Нашей сестре красиво соврать – как два пальца об асфальт. Еще расскажи, что папа у тебя – космонавт.
– Нет, правда. Только он в старших классах был, а я еще малявка. С косичками и на ножках тоненьких. Еще когда в классики играли. Помнишь, весна наступает, и снег черный еще лежит, а на дворе школьном асфальт подсох, и мы с девчонками целыми днями в классики играли. Уже ночь скоро, а мы к окнам поближе передвигаемся, где посветлее… Про еду забывали, про все… А он уже в десятом был, и я на него смотрела. Он, конечно, малявок и не замечал. Теперь вот только заметил.
– Алька, ты что-то замечталась – сказала подружка. – Тебе хорошо, а мне наверняка еще допоздна трудиться. Возвращайся потом по темноте; вдруг кто изнасилует… Ладно, не страдай, а то у тебя прям глаза затуманились. Но тебе идет; я б на месте приличных мужчинов очень бы такой девушкой поинтересовалась. А может, ты захворала, подруга? Чего молчишь?
– Сегодня воскресенье…
– Ты что, Аленькая, с дуба спрыгнула? – удивилась подружка. – Во крыша поехала! Среда ж сегодня! Или ты в детство впала?..
– Сегодня воскресенье, – повторила она. – Девочкам – варенье. А мальчишкам-дуракам толстой палкой по бокам.
________________
© 2021 Александр ЯГОДКИН
Девчонки и мальчишки. А также их родители
Мне скажут: так не бывает,
чтоб ни с того, ни с сего.
Отвечаю: так было.
Выпивать Игорь начал еще в школе, вместе со всей нашей дворовой компанией. Вечеринки с девочками, преферанс с сухеньким, а потом и с коньяком… К десятому классу, когда одного из нас перепуганные родители силой отправили на лечение, он как-то ловко остановился. Нашел удобную позу. Я, мол, провожу экстремальное испытание на себе: как долго человеческий организм может обходиться без спиртного; мне за такое вообще Нобелевская премия положена.
Свою будущую жену он отбил у меня. Вернее, не отбил; в молодости мы были легки в этом отношении. Просто однажды он спросил: ты с Верочкой что, завязал? Даже и не знаю, сказал я. Ну, тогда я с ней буду, ладно?
Через полгода они поженились. Еще через год у них родился сын. Причем после рождения сына Игорь если и выпивал, то немного. В сидении с малышом, стирке пеленок и домашних делах у них с Верочкой было полное равенство.
Теща всегда не могла на него нарадоваться: почти все свободное время он проводил с сыном. Собирал во дворе ватагу малышни, шел с ними на школьное поле и до темноты гонял в футбол. Какие-то игры устраивал во дворе, соревнования.
Подруги жены кололи Игорем глаза своим мужьям, которые после работы уставали, пили пиво, играли в преферанс и домино и ходили на футбол. «Да ты-то у меня – мужчина нашелся. Вон Веркин лось, смотри, как с сыном занимается. А вам бы все куда-нибудь из дому».
Он изобрел кучу игр; целые спектакли вдвоем с сыном устраивал по вечерам, и роль Игоря была – главный волшебник. Надо было видеть, с какими глазами Малыш кричал в раковину, привезенную ими из Сочи: раковинка-раковинка, дай ягодку! Волшебник крутил раковину в воздухе, и из нее выкатывалась смородинка, вишня или даже земляничка. В общем, из того набора, который рос у тещи на дачном участке.
Когда надо было кормить малыша, а он не хотел, Игорь был незаменим. На кухонный стол приезжал кран, черпал ковшом из тарелки и вез добычу Малышу. Иногда кран ехал не туда, и уже сам Малыш смеялся его бестолковости и подсказывал, куда надо поворачивать. Потом Верочка, радостно вздыхая, убирала со стола.
А еще у них была игра в Карлсона. Тогда тесная двухкомнатная «хрущовка» становилась трехмерной, волшебная сила поднимала Малыша за руки, и он летал со шкафа на стол, оттуда на холодильник, на балкон, в кладовку, где сверху было видно, что где лежит; даже самые забытые, но очень важные вещи легко находились благодаря полетам. Куда Малыш хотел, туда и летал. Так что у Верочки иногда перехватывало дыхание, и слова «упадет же!» и «дурацкие игры» звучали вслух.
Две страсти было у моего друга в то время: книги и деньги. «Я от сохи, - говорил он, - мне не хватает культуры в генах. Смысл жизни – подняться хоть на одну ступеньку повыше и создать там опору для сына: чтоб он поднимался как можно дальше. Не по деньгам, а в генах».
Книги Игорь возил из командировок. На заводе он считался одним из лучших наладчиков, и его часто посылали по всей стране решать заводские проблемы. А деньги ему нужны были, главным образом, для моря. У малыша с раннего детства были аллергические проблемы, и один профессор, к которому пробился Игорь, сказал им, что все лекарства – суета сует; главное лекарство – море. Поэтому и цель зарабатывания денег была одна: чтоб каждое лето малыш хоть две недели плескался в прибое. Что он и делал с восторженных визгом. У Игоря с Верочкой иногда возникали даже ссоры: она считала, что Малыш обязательно простудится, а он охотно составлял Малышу компанию; нет, чтоб как все взрослые, степенно сплавать до буйка и обратно – барахтался с малышней в прибое.
Особым жмотом Игорь не был, дружескую дань на заводе отдавал и «пузырь выкатывал», когда того требовали обстоятельства. Но прижимистость была заметной, и один приятель по пьяни однажды даже обозвал его куркулем. Все скидываются, понимаешь, а Игорь вечно копейки пересчитывает. А если угощает, что чем-нибудь подешевле. Хотя раньше сам был одним из первых заводил.
А еще деньги нужны были ему для географической вольницы. Все нормальные люди брали билеты на юг туда и обратно, а Игорь – только туда. И однажды, например, они возвращались домой так: из Сочи поплыли на «Комете» в Новороссийск. Для Верочки это была мука из-за морской болезни, но она смирилась. Зато они много раз видели дельфинов. Чайкам бросали кусочки ватрушек. В Новороссийске несколько часов бродили в порту, смотрели на корабли из дальних морей и океанов, потом купили билеты на «Комету» до Керчи, а оттуда поплыли по Азовскому морю в Жданов. В Азовском море плавали огромные медузы, и это было еще одно море, которое они переплыли, как люди, знающие тайный смысл слов «Сингапур», «мыс Горн» и «Гонолулу».
Из Жданова ехали домой на поезде, пространством и временем полные. Хотя на ждановском вокзале им пришлось проторчать целые сутки из-за отсутствия билетов. У Малыша появилась температура, его вырвало прямо в зале ожидания, и уборщица клеймила «этих хамов» последними словами; тогда Игорю крепко досталось от жены за то, что думает только о себе и о своих дурацких приключениях.
Карьера Игоря складывалась успешно, и зарабатывал он неплохо. Через пять лет после Малыша у них родился второй ребенок, девочка. И с ней все заботы пошли по новому кругу, уже известному, но требующему с возрастом все больше сил и нервов.
Взрослая жизнь наступала неотвратимо, новые интересы уводили Малыша из дома, и он уже позволял себе хамить отцу и матери, хотя по утрам после Нового года лосенок этот, как и прежде, вскакивал пораньше и, стуча коленками, лез под елку смотреть подарок от деда Мороза.
Жизнь семьи становилась все более однообразной. После перестройки завод Игоря вошел в реформенный клинч, и на море они больше не ездили; лишь один раз вывезли дочку в Анапу, после чего целый год мучительно отдавали долги. Верочка работу потеряла, а Игорь искал и находил вечернюю подработку, и жизнь стала похожей на сердечный запыхавшийся стук: выжить-выжить-выжить… И, конечно, ему было не до сына, который стал уже выше матери и уходил в свою собственную жизнь все дальше. Жена все чаще требовала от Игоря: поговори с ним, там друзья какие-то странные, девки, и приходит за полночь; один раз они втроем поговорили, да так, что Верочка дала сыну пощечину, и он вырвался и ушел из дома, а вернулся только следующим вечером, совершенно невменяемым, но она уже прокляла свою руку и была счастлива, что он жив.
Когда Игорь пришел с работы поздно вечером, они долго сидели на кухне, хотя с утра ему надо было опять на работу, и пытались решить, что и как теперь делать. И надеялись, что все само рассосется, ведь известно ж: каждый младенец – гений, каждый подросток – негодяй. И ничего они, конечно, решить не смогли.
Сын Игоря умер в ночь выпускного бала. От передозировки наркотиков. И никто не мог понять: какие наркотики? откуда? почему?
Через два года сильно постаревшая Верочка вместе с дочерью уехала из города к дальней родственнице, одинокой деревенской старушке, которая боялась, что однажды упадет в погреб, и Бог не сможет найти там ее душу и забрать к себе.
Игоря я видел редко, хотя живем мы в одном районе, и каждый раз я все с большим трудом узнавал моего друга детства.
Мой друг теперь – «синяк». Пьянь обыкновенная. Мог бы стать и наркоманом. Тем более, что наркотики у нас можно купить свободно. В школах, институтах, в коттеджных поселках у цыган и просто в частных квартирах. Все знают, в каком из ближайших домов всегда можно купить дозу. Все, кроме полиции.
Однако наркоманом Игорь не стал. Он ушел по другой тропинке, и я изредка встречаю его возле питейных заведений. Он очень опух с тех пор, как моя жена называла его лучшим отцом в мире. Я видел его в трико и в тапочках на босу ногу. Неизвестный мне шрам появился на его лбу.
Однажды он зашел к нам домой.
– Привет. Займи стольник.
– Слушай… Ты б завязал, а?
– Я не могу. А главное, не хочу. Дай денежку, а то умру здесь у тебя на пороге, дороже обойдется труп кантовать.
– Ну, ладно, Игорь, – сказала моя жена. – Вот. У тебя же дочка… Ты б поехал к ним, и все будет хорошо. Только ты не пей, ладно?
– Во! А зачем же я занимаю? Именно похмелиться. Вот поправлюсь сейчас, и больше пока не буду. Ты извини, ладно? А то, понимаешь, бодливой корове Бог денег не дает. Я обязательно отдам. Извини. Ты не представляешь, Джон, как мне жаль, что моей гнедой сломало бутылкой ногу.
Денег он не вернул и больше никогда не заходил. Года через полтора я встретил его в павильоне. Он интимно подходил к мужикам приличного вида, шептал им что-то, через некоторое время подходил к другим… С лучезарной улыбкой, но глаза его были дохлыми.
– Привет, – сказал я.
– О! А ты сюда как? Выпить? Мы с тобой уже лет триста не выпивали.
– Не, не могу. Я, понимаешь, эксперимент провожу над собой. Для Нобелевской премии. Не слыхал, как там Вера с дочкой?
– Вот они мне надо! Не помню, кто такие. Сейчас вот похмелюсь – может, и вспомню. Немножко еще не хватает для освежения памяти. У нас хороший народ, чуткий. Видишь, сколько я насобирал?
На ладони его лежала горстка монет. У меня было 500 рублей одной бумажкой. На проезд, на сигареты…
– На, похмелись.
Он с минуту колебался. В упор посмотрел мне в глаза.
– Хорошо бы, конечно. Сразу все проблемы. Только знаешь… Нет, это из другой книжки. Извини. Я уж лучше так.
Знакомые рассказывают, что он редко бывает угрюмым, разве что с очень тяжелого похмелья. А после первого «лечения» он полон оптимизма. Шутит с продавщицами в павильоне. «А есть у вас майонез Огиньского? Нету? Придется без закуски». Образ жизни, при котором продать уже нечего, а добыть денег надо, вызывает у него бодрое ерничество. Особенно в трезвяках, когда освобождение уже близко. «Там какой-то дурак вчера кричал: почвоведы, встаньте! А потом плакал и клялся, что в душе он сам почвовед. Кажется, это был я. Вставай, мужики, на митинг за освобождение инвалидов умственного труда!».
Все это происходит где-то недалеко от меня, в параллельном мире.
Говорили еще, он стал агрессивным и может встрять в драку по совершенно пустячному поводу. «Это я – почвовед, слышите вы, козлы! Я – ваша мысль, а мысль убить нельзя!». Хотя в прежние времена, с сыном, он даже в пьяном состоянии, которое изредка случалось, был обычно спокойным и даже робким.
О Верочке ничего не известно. Лишь однажды, после смерти той дальней родственницы, она написала нашей общей знакомой письмо, в котором сказано было, что вот, осиротели окончательно, но похоронили бабушку достойно, соседи помогли; что жизнь у них обычная, как у всех в деревне; бедновато, конечно. Бывает страшно, бывает – плачет, но после тех двух лет алкогольного кошмара стало спокойнее. А главное, у нее есть смысл: растет лапушка-дочка. Красивая, добрая, в школе одни четверки и пятерки. Поэтому даже плакать бывает не так горько.
Последний раз я видел Игоря полгода назад. Он был никакой и узнать меня не мог даже при большом желании.
А недавно я узнал, что моего друга детства посадили: он вырвал сумку у какой-то женщины и пытался убежать. Но его поймали, потому что бегун из него, конечно, никакой.
Извини, друг.
________________
© 2021 Александр ЯГОДКИН
Девушка с косой
Гроза гремела, ливень шёл стеною
И ветер дул, кусты к земле клоня.
Мужчина с непокрытой головою
По лужам брёл, судьбу свою кляня.
«Как я устал! Работу ненавижу!
Жена достала! Денег вечно нет!
На доме где-то протекает крыша!
Машина встала! Столько разных бед!»
Промок до нитки и замёрз до дрожи,
Был зол на всех – на близких, на чужих!
И, глядя в небо, спрашивал: «О Боже!
Зачем меня всё время бьёшь под дых?!»
И тут на небе молния сверкнула,
Да так, что ослепила мужика!
Нога с дороги мокрой соскользнула,
Упал мужик, ударившись слегка.
Из грязи поднимаясь, чертыхался:
– Ну как же может столько не везти?!
Вдруг нежный голос издали раздался:
– Мужчина, я могу вас подвезти!
Из новой белоснежной иномарки
Махала ему девушка рукой.
– Я весь в грязи, машину пачкать жалко!
– Да ничего, садитесь! Не впервой!
Машина в даль неслась, качаясь зыбко,
Дождь дворники сгоняли со стекла.
А девушка с приветливой улыбкой
С попутчиком беседу начала.
О том, о сём. О жизни, о погоде...
Мужик в машине тёплой разомлел
И девушку, одетую по моде,
Наглея, он разглядывать посмел.
Плащ чёрный с капюшоном, элегантный,
И на плече пшеничная коса.
И голос у красавицы приятный,
И яркие зелёные глаза.
– Откуда же взялась, такая краля,
Ты в захолустье нашем? Расскажи!
Ты замужем, красивая такая?
Колечко есть на пальце? Покажи!
– Не замужем! А вам какое дело?
У вас же есть, наверное, семья?
– Семья давно мне эта надоела
И жизнь не удаётся у меня...
– Ну без проблем! Раз вам всё надоело,
То заберу вас навсегда с собой!
У мужика глазёнки заблестели:
– Я буду рад отправиться с тобой!
А как зовут тебя, моя ты зая?
Скорей своё мне имя назови!
– Да Смерть меня зовут! И к вам пришла я!
У мужика вдруг ёкнуло в груди.
– Ну что за шутки?! Я тебе не верю!
Я молодой, мне рано умирать!
Работу никому я не доверю,
Да и детей мне надо поднимать!
– Вон книга в бардачке лежит, достаньте!
Откройте и читайте – всё про вас!
Вы жизнь свою не любите и знайте:
Сейчас проходит ваш последний час!
Мужик от страха в панике забился,
В салоне заметался:
– Отпусти!
Возможно я тогда погорячился!
Прошу тебя, меня сейчас прости!
Он дёргал ручку на двери в смятеньи
Надеясь, что от Смерти убежит.
И вдруг увидел сзади, на сиденье
Коса большая острая лежит!
От ужаса его перекосило!
Он заорал:
– Убийца!!! Отпусти!!!
Людей ты миллионы погубила
И мне ты хочешь голову снести?!!
У девушки глаза сверкнули гневом,
И закричала:
– Нет у вас стыда!
Так значит, я убийца?! Сволочь?! Демон?!!
В грехах людских виновна я всегда?!!
Да вы же сами, люди, виноваты
В своих смертях! Не любите вы жить!
Зато, когда приходит час расплаты,
Пощады начинаете просить!
Друг друга убиваете вы сами,
Из мести, в пьяных драках, на войне!
Да вы же все чудовищами стали!
А гадости кричите обо мне!
Себя вы божествами возомнили,
Вершителями судеб и смертей,
Как будто вас всех правом наделили
Чтоб убивать и женщин, и детей!
А я лишь провожаю ваши души,
Когда пора приходит, на тот свет.
И думаете, мне приятно слушать
Проклятья, что вы шлёте мне во след?!
Ведь я смотрю на вас и ужасаюсь!
Мне, Смерти, страшно! Я боюсь людей!
Я пыткам вашим часто поражаюсь!
Страшнее человека нет зверей!
И Смерть на руки голову склонила,
В отчаянье рыдая в тишине.
И вдруг в машине дверцу отворила:
– Идите уже к детям и к жене...
Мужик сидел, не мог пошевелиться:
– Тогда скажи, зачем тебе коса?
– Да всё надеюсь, может пригодится –
Тропинка в рай бурьяном заросла....
Идите и всем людям расскажите:
Пора ошибки срочно исправлять!
Любите жизнь! Цените! Берегите!
Когда приду – уж поздно горевать...
________________
© 2018 Елена ГАЙ
Отчего не живется вам, люди?
Отчего не живется вам, люди?
Пойте песни, любите и смейтесь!
Не случается счастья на блюде!
На себя да на Бога надейтесь!
Что война вам, распятым однажды?
Мать родная иль хлеба краюха?
Может статься, будут неважными,
Горы злата, коль в доме разруха!
Помолитесь о здравии мыслей.
Позабудьте фантастику фильмов.
Не питайте надежды без смыслов.
Потакая пророкам дебильным.
Уж простите за слово дрянное.
На войне и похлеще бывает!
Я за чистое небо седьмое!
За картоху, что мамка сажает!
За рождение искренней жизни,
Что звучит в первом крике младенца!
За слова покаяний до тризны,
Подписание мирных конвенций!
На войну захотелось? Извольте!
Вона сколько работы у дома!
Ненадежных вы прежде увольте!
Да найдите приём против лома!
Хватит ныть, да по лезвию бритвы,
Босиком, словно вечно разуты.
Позабудьте бездумные битвы,
Нам не надо войны или смуты!
Мира надо и дружбы народов!
Так, как людям давно и мечталось.
Успокойте свой нерв и усталость,
И дождитесь праведных всходов!
Расцветет мир однажды, поверьте!
Позабудется срок испытаний.
Вы друг в друга, пожалуйста верьте!
Без ненужных, напрасных терзаний.
Да пожалуй, и хватит для битвы.
Будет день, так и пища случится!
А пока, в Храм души, на молитвы!
Чтобы миром, сполна насладиться!
________________
© 2021 Инесса БАБКИНА
Особый случай
Жили-были, варили кашу,
Закрывали на зиму банки.
Как и все, становились старше.
На балконе хранили санки,
Под кроватью коробки с пылью
И звездой с новогодней ёлки.
В общем, в принципе – не тужили.
С расстановочкой жили, с толком.
Берегли на особый случай
Платье бархатное с разрезом,
Два флакона духов от Гуччи,
Фетра красного полотреза,
Шесть красивых хрустальных рюмок
И бутылку китайской водки.
А в одной из спортивных сумок
Надувную хранили лодку.
Время шло, выцветало платье,
Потихоньку желтели рюмки,
И в коробочке под кроватью
Угасала звезда от скуки.
Фетр моль потихоньку ела,
Лодка сохла и рассыпалась.
И змея, заскучав без дела,
В водке медленно растворялась.
Санки ржавились и рыжели.
Испарялся закрытый Гуччи.
Жили, были, и постарели,
И всё ждали особый случай.
Он пришёл, как всегда, внезапно.
Мыла окна и поскользнулась.
В тот же день он упал с инфарктом.
В этот дом они не вернулись.
Две хрустальные рюмки с водкой,
Сверху хлеб, по квартире ветер.
Полным ходом идёт уборка,
Убираются в доме дети.
На помойку уходят санки,
Сумка с лодкой, дырявый фетр.
Платьем, вывернув наизнанку,
Протирают за метром метр
Подкроватные толщи пыли.
В куче с хламом – духи от Гуччи.
Вот для этого жили-были.
Вот такой вот «особый случай»...
________________
© 2021 Мальвина МАТРАСОВА
Воскресная ночь тяжела
Влажно и тихо. Воскресная ночь тяжела:
в ней затерявшийся не возвращается больше.
Мысль ускользнувшая два переулка жила —
в третьем исчезла. Какое спокойствие, Боже!
Нет даже страха. В объёмной, как шар, темноте
память гудит глубоко и невнятно.
Так проживёшь до весны и захочешь обратно.
Где мой холодный перрон, на какой широте?
Как не взошедшее солнце — у самой земли —
будет тянуться бутон первородного мрака
к несотворённому свету, в котором могли
мы повториться на ножке лапландского мака
и зазвучать. Не померкнет со временем имя:
вправо и влево — два слога, как два маяка.
Если бы знать: эта ночь между ними мелка,
если бы верить: пространство слагается ими.
В пять начинает светать, я не знал, что так рано
в марте светает, и проступает тайком
комната, тополь в окне силуэтом тирана
в свете неоновом, невыносимом таком.
________________
© Василий НАЦЕНТОВ
Находи различья
Нечего и сказать: так хорошо зимой,
зависти даже нет, смотря на дрозда-кочевника.
А ты говоришь со мной, зачем говоришь со мной,
слушай дыханье звёзд и дыханье ельника.
И там хорошо, и там синим горят иголки,
ночь спускается гулкая, девственная, и слух
не напрягая, можно услышать: волки,
как в позапрошлом веке по снегу шурх, шурх.
Можно увидеть — расфокусируй зренье:
ночная в снегу деревня,
другая в снегу страна.
Всё голубое, белое (это луны сиянье?).
Курятся трубы медленно. Холод и тишина.
Только всё время сравнивай и находи различья,
сопоставляя издали, помня обратный путь,
чтобы назад вернуться. Тихая моя, птичья,
мы проживём с тобою как-нибудь, как-нибудь.
________________
© Василий НАЦЕНТОВ
О если бы мне повториться
Синего снега к весне тяжела простыня,
на ней, не вставая, весь день пролежали деревья.
Скоро стемнеет, и ты не отыщешь меня,
будто и не было здесь ни любви, ни доверья.
Мимо пройдёшь. И ледовым молчаньем реки
воздух наполнится — он тяжелее и слаще
ночью весенней от взмаха прозрачной руки,
от невозможности жить в настоящем.
Я ухожу с головой, обращённой назад —
тонкой тропинкой вдоль поймы. Ольшаник. Осинник.
В детстве мечтал я в рассыпанный солнечный сад
переродиться, но разве мальчишка осилит
святость и кротость, пожизненный долг естества,
нежность запретную? На одуванчик похожий
я сохранил только шёпот, которым листва
утром прощалась. Другое — грубее и строже.
Или яснее? Какая разлука кругом!
Капли, как пятки босые, от лунного блеска
переливаются, в тёплый пока ещё дом
катятся к счастью, которое, кажется, близко
и неизбежно, как солнце.
О если бы мне повториться
здесь, на земле, на притихшем весеннем Дону
страшно спугнуть одинокую взрослую птицу
и остаться совсем одному.
________________
© Василий НАЦЕНТОВ
Между снегом и листьями
Между снегом и листьями — дни весёлого голяка.
На пролёте птица тундровая говорлива:
всхлипы, всклики лужёной глотки, заморского языка.
Дрогнувший глаз залива.
Память чужая. Связь золотых времён.
Воздух, стёршийся по краям дороги.
Наблюдаешь бессовестно, к созерцанью приговорён,
как грибы и ягоды, подбираешь слоги.
На заброшенной даче боишься злого ежа —
в детстве с тайным каким-то смыслом
лазил по старым дачам — хотя ёж давно подобрел
и убежал, полон земли и плача.
Он бежит, и помнит его ветла,
как косынка жены светла.
________________
© Василий НАЦЕНТОВ
Виновен по закону бытия