Час бабочки

​

      В пригородном автобусе Игорь встретился взглядом с девушкой. Она была далеко от него, но смотрела прямо ему в глаза, как будто он был давно ей знаком, и она о нем печалилась.

      На остановке вошли новые пассажиры, и она уступила место беременной тетке; тут Игорь увидел, что девушка - стройная и привлекательная, в мини, и весь багаж ее – дамская сумочка.

     Потом он рассматривал ее лицо, губы и волосы, и она опять не отводила взгляда. Он улыбнулся ей и наклонил голову – она тоже наклонила, но на улыбку не ответила. У Игоря внутри появилась дрожь и что-то горячее, будто глотнул он спирта, и мысль теперь была только одна: и что дальше?

      На следующей остановке вошло много людей, и девушку загородили. Потгом он опять соединился с ней взглядом. Такая хорошенькая - можно было б подойти и заговорить… Но он так и не отважился. Подумал даже: может, она ведьма? Такой взгляд завораживающий…

      Лишь на автовокзале он вдруг ощутил, что сейчас все кончится, она уйдет навсегда и наваждение больше никогда не повторится. Он выскочил через переднюю дверь и успел у задней подать ей руку. Она не удивилась, взгляд, как и раньше, не отвела, а ладонь ее была прохладной и маленькой.

     Молча он повел ее прочь от автобуса, остановился у такси и коротко поговорил с водителем, открыл заднюю дверь, сел рядом с ней, и она покорно повернулась к нему. Глаза ее теперь были близко, но он почему-то не попытался поцеловать ее, хотя и ясно было, что ему можно все. Просто смотрел в упор, коснулся пальцем ее щеки, волос. А она не спрашивала, куда они едут и зачем.

      Держась за руки, они вошли в вестибюль гостиницы. Игорь сказал администратору: нам бы до утра, мы со свадьбы удрали; та улыбнулась понимающе, не удивилась, причем тут свадьба.

      Захлопнув дверь номера, он обнял ее, не включая свет.

      Потом уже, когда они тихо лежали рядом, он спросил:

      – Ты гипнотизерша?

      – Почему? – удивилась она.

      – Надо же – я даже и не слышал до сих пор твой голос… А ты точно гипнотизерша. Или экстрасенсиха какая-нибудь. А может, ведьма? Напустила на меня затмение… Ты откуда вообще? И голос такой ангельский… Он тебе очень подходит. Надо же… А то я подумал: вдруг у такого нежного существа окажется скрипучий голос бабы Яги.

       – А я не Яга?

      – Нет. Ты нежная, как ребенок. Теперь таких не делают. Откуда ты взялась? Белье у тебя очень эротичное. Я такое только в кино видел. Супер!

      – Не надо. Не надо – откуда.

      – А зовут тебя как?

      – Таня, – ответила она, усмехнувшись. – Таня Ларина.

      – Шуткуешь… Ну, как знаешь.

      Он встал, включил ночник и снова лег рядом, разглядывая ее. Порылся в куртке, упавшей возле кровати, и достал сигареты.

      – Ничего, что я курю?

      – Ничего. Я привычная. Ой, бабочка! – вдруг вскрикнула она и накрылась простыней.

    И вправду, через открытый балкон в комнату влетела бабочка. Шурша крыльями, она полетала по комнате и опустилась на абажур ночника.

      – Глупенькая, ты что, бабочек боишься? Такая взрослая девочка…

      – Я не всех боюсь, а только таких вот… белых. Они как будто с кладбища.

     – Так, – сказал он, потушив окурок, – убираем простыню! Это кощунство – такую красоту маскировать простынями. Ты как принцесса из восточной сказки. Только моя. Даже не верится. Я аж дрожал там, в автобусе. Нежная такая, голенькая… Нет, не закрывайся. Рука вот, грудь такая красивая, что и трогать-то ее кощунственно… Но мне можно, ты сегодня только мне принадлежишь. Кожа такая бархатная, как лепестки роз. Вся моя – от волос и до кончиков пальцев; я сегодня властелин мира. А короли всякие, президенты и шахи – дураки, думают, что все имеют…

      – Ты прям как поэт восточный. Омар Хаям, да? Правильно я его называю? Ой, щекотно.

      – Ну, Хаям. Только я уже ревную тебя к этому Хаяму. На дуэль его вызову, чтоб ты ни о ком на свете больше не вспоминала. Весь мир на дуэль, чтоб мы остались одни, как Адам и Ева. Даже боязно, что вся ты сейчас моя, и я могу исполнить любые свои эротические мечты. Но только чтоб больно тебе не сделать. Ты скажи тогда, ладно?

      – Не представляю, - сказала она, - не представляю, как это ты можешь сделать больно. Такой ласковый… Мне хорошо с тобой. Никогда так не было. И не будет. Даже не стыдно ни за что.

      – Ночник оставался включенным, и бабочка опять зашуршала крыльями и исчезла, но они не видели, куда она делась. Может, улетела в балконную дверь.

      – Сколько сейчас? – спросила она позже, прижавшись к его плечу.

     – Не знаю. Не хочу и смотреть. Ночь за окном, вот и пусть. Может, время остановилось ради нас с тобой. Такой виртуальный день, как глюк компьютерный. Вдруг он перескочил на другую программу и не желает из нее выходить. Затмение. В том мире у меня жена есть, дочка маленькая. Я в колее, понимаешь? И вряд ли когда-нибудь из нее выйду. Вряд ли. Да и грех жаловаться: зарабатываю неплохо, в Турцию вот недавно съездили втроем… Все хорошо у нас. И вдруг оказался вне времени и пространства. С тобой. Правда, волшебство какое-то… Но я не жалею. Готов хоть всю жизнь крест нести ради такого дня. Ночи, вернее. Пусть она меня мучает, совесть. Одно непонятно: откуда ж ты вдруг оказалась в этом автобусе и именно в то время, когда я раз в десять лет поехал в деревню к бабке. Кто ты, откуда появилась? Почему замолчала? Я что-то не то сказал?

      – Омар Хаям, блин, – сказала она.

      – Ой, – поморщился он. – Принцесса, тебе не идет это слово. Не говори его больше. Ну, ты чего – загрустила о чем?

      – А, ты про блин? Все его говорят. Чего плохого в блинах? Вкусное слово. Только знаешь, не надо – кто я, откуда. Хаям наколдовал. Всего на одну ночь. Мы все равно никогда больше не встретимся. А больше и не надо. Пусть я для тебя тайной останусь. Ладно, хороший мой?.. Раз тебе не нравится, больше про блин не буду. Могу вообще никогда больше блинов не есть. Я покорной буду. И у меня тоже сегодня глюк. Желай, а я буду прилежной ученицей.

Волна подступала и накрывала их, а потом оставляла опустошенными и лежащими навзничь, будто выброшенными штормом на берег.

      – Не понимаю, – пробормотал он. – Как будто я тебя сто лет уже знал. Может, в другой жизни. Там я тебя любил безумно, и с нами случилось что-то великое и трагическое. А теперь наши души об этом смутно помнят.

      – Ты так красиво говоришь, – сказала она. – У тебя от девочек, наверное, отбоя нет, да?

      – Не поверишь – я в той жизни верный супруг. Ни разу еще жене не изменял. Наверное, и не буду: нет такой потребности. Мужики иногда хвалятся: а я вот, мол, и ту, и эту, и всю ночь… Думаю: гиганты-то, блин! Все равно вам любой дворовый Бобик сто очков даст вперед. Нет, ну никак не избавишься от реальности. С женой у меня все хорошо, дочка любимая, работаю в охотку, карьеру делаю в компьютерной фирме. Зарплата неплохая. Работа, дом, выходные. В гости ходим иногда или в театр. Первый раз жене изменил. Ты меня осуждаешь? Знаешь, я не чувствую себя изменщиком. Это совсем другое – провалиться в иное измерение. Или стать персонажем в компьютере. Но живым. И так мне здесь хорошо, и никакая совесть не мучает. В той жизни мы с женой вдвоем вот так, – он сложил вместе указательные пальцы, – и она не заслужила измены. Но сейчас я другой человек, и такое блаженство быть с тобой…

      – А как же ты теперь – что жене скажешь? С кем ночь провел? С Омар Хаямом?

      – Ой, ерунда! Мало ли – опоздал на автобус. Это сейчас не важно. Важна тайна. Вот мир вокруг – хамский, звериный даже; откуда ж ты появилась, такая ангельская?.. Это все равно что газель Томпсона среди львиного прайда. Или в стае шакалов. А ты – есть, миниатюрная такая, нежная. Но – мгновенная. Как бабочка-однодневка. Как метелика на Дону, знаешь? Это личинки такие, они живут в речном грунте. Любая рыба на них лучше всего ловится. Насаживаешь ее на крючок, а она и не вырывается, обнимает покорно цевье железное, которое ей через горло втыкают… Мы метелику копали с мая до начала июля и всегда были с уловом. Приезжие злились: они с дорогими снастями на берегу сидят и ничего поймать не могут, а мы, мальчишки, со своими самопальными удочками тягали одну за одной! А в июле у метелики наступает великий день: они покидают свои норки и превращаются в бабочек-однодневок. На Дону наступает просто белая метель среди лета! Шорох и чавканье – у рыб идет пир горой. Очень они метелику любят: эти личинки такие нежные; их на завтрашнюю рыбалку нельзя заготовить – умрут за ночь. А бабочки один день всего живут, но им, наверное, кажется, что это целая жизнь огромная. Знаешь, я из этой колеи стал намного меньше видеть. В детстве часто видел небо, облака, яблони, муравьев, траву. Муравьев мы гусеницами кормили. Зорьку, считай, каждый день видел – утреннюю и вечернюю. Яблоки воровали, помидор оботрешь рукавом – знаешь, как пахнут помидоры прямо на кустах? А трава-мурава – я помню, у нее такие семена были, колечками. Мы их ели. И сейчас этот вкус вдруг вспомнился. От тебя так пахнет хорошо… Родным чем-то. Оттуда. Еще звездное небо вечером или ранним утром, когда часа в два ночи мы шли с удочками в полной темноте на Дон или озера, чтоб успеть к зорьке, – небо со звездами опускалось прямо на дорогу, деревья и дома, и больше я такого никогда не видел. А летать? Как же я забыл про летать! Вот, с тобой – как летать во сне. Заснем сейчас, и весь остаток ночи будем летать.

      – Ладно, пусть будет глюк, – сказала она. – Пусть. Хаям. Хочу все запомнить, до капельки. Ты расслабься и притворись спящим, ладно? А я буду любоваться тобой; потом, если будет плохо, я буду вспоминать и переживать снова. И не умру и не заболею.

      В холле гостиницы никого не было. Она постучала монеткой по стойке, потом еще. Вышла заспанная женщина, которая оформляла их вчера.

      – Съезжаете?

      – Да, я ухожу.

      – Больше не вернетесь?

      – Нет.

      – А супруг ваш?

      – Наверное, попозже.

      – Вы такая чудесная пара, – сказала администраторша, – что я вам даже не завидую. Просто смотреть на вас приятно. Не спали, поди, всю ночь?

      – Не спали, - сказала она. – Спасибо вам.

      – А что так грустно?

      – Это вам кажется. Все хорошо.

    – Вы не поссорились случаем? – крикнула администраторша вслед, но она уже не слышала.

​

      Тот день никак не отразился на отношениях Игоря с женой. Будто и в самом деле совсем другой человек выпал из жизни своей в виртуальность, и вернулся, и никакого дела Игорю до человека этого нет. Все нормально. Лишь однажды он вдруг сказал жене:

      – Слушай, а что ты все в этом халате ходишь? Купила б себе приличный, дорогой. А то и вообще, порадовала б мужа чем-нибудь эротичным… Мы ж с тобой еще молодые и интересные. Когда ж еще эротичное белье покупать? К старости, что ль?

      Жена слегка обиделась, потом все же купила новый халат. А белье дорогое покупать не стала – они копили деньги на новую машину, и это было намного важнее. Да и не было у нее особой потребности в укреплении интимных отношений с мужем: она хоть и набрала после родов лишний вес, но оставалась вполне привлекательной. Необходимости повышать к себе внимание мужа она не испытывала, даже наоборот – не прочь была бы несколько это внимание снизить.

      Жизнь была прежней, и лишь однажды та ночь напомнила Игорю о себе: возле кафе в центре города он увидел двух девушек, узнал сначала миниатюрную фигурку, позвал: Таня! Но она не откликнулась. Игорь подошел к ней, тронул за рукав: Тань! Она увидела его, охнула и отвернулась, бросила окурок на тротуар. Подружка ее улыбнулась Игорю, подмигнула и отошла.

      – Привет. Ты куришь?

      – Ну.

      – А я и не знал. Ты ж тогда не курила.

      – Ну, теперь знаешь. Не нравится, что ль?

      – Чего ж не курила тогда? Неужель терпела?

      – Нет. Просто не хотелось. Хочешь, чебуреком угощу?

      – Нет. Я не ем чебуреков.

      – А шампанского с шоколадом у меня нет, извини. И гостиницы нет.

      – Ну, – пошевелил он неопределенно пальцами, – не все коту творог.

      – Ага, – сказала она. – Нету больше творога. Был, да вышел весь. А ты здесь что, по делу или как?

      – Да так. Мимо шел. А ты как здесь?..

      – Мало ли, дела разные. Так что, извини.

      Игорь пожал плечами, поежился.

      – Ну, ладно, – сказал он. – Счастливо.

      И быстро пошел прочь.

      А к ней подошла подруга.

      – Алька, что? Не сошлись в цене? Такой вроде клиент порядочный. И симпатичный. Я б ему скидку сделала.

      – Не сошлись, – ответила она. – Ни в цене, ни в чем. Я в него еще в школе влюблена была.

      – Врешь! Нашей сестре красиво соврать – как два пальца об асфальт. Еще расскажи, что папа у тебя – космонавт.

      – Нет, правда. Только он в старших классах был, а я еще малявка. С косичками и на ножках тоненьких. Еще когда в классики играли. Помнишь, весна наступает, и снег черный еще лежит, а на дворе школьном асфальт подсох, и мы с девчонками целыми днями в классики играли. Уже ночь скоро, а мы к окнам поближе передвигаемся, где посветлее… Про еду забывали, про все… А он уже в десятом был, и я на него смотрела. Он, конечно, малявок и не замечал. Теперь вот только заметил.

      – Алька, ты что-то замечталась – сказала подружка. – Тебе хорошо, а мне наверняка еще допоздна трудиться. Возвращайся потом по темноте; вдруг кто изнасилует… Ладно, не страдай, а то у тебя прям глаза затуманились. Но тебе идет; я б на месте приличных мужчинов очень бы такой девушкой поинтересовалась. А может, ты захворала, подруга? Чего молчишь?

      – Сегодня воскресенье…

      – Ты что, Аленькая, с дуба спрыгнула? – удивилась подружка. – Во крыша поехала! Среда ж сегодня! Или ты в детство впала?..

      – Сегодня воскресенье, – повторила она. – Девочкам – варенье. А мальчишкам-дуракам толстой палкой по бокам.

​

​________________

© 2021 Александр ЯГОДКИН